Незатейливые строки-посвящения,
карикатурный профиль, нежный локон, призрак
старинных духов. Все эти знаки времени хранятся в
уникальных свидетелях эпохи - домашних альбомах.
 Благодатные
плоды Реформации - широкого
общественно-религиозного движения в Европе XVI
века - достались Голландии, самой богатой и
демократической стране XVII столетия. У многих
голландцев появился избыток денег и свободного
времени для того, чтобы позабавить себя
полезными и приятными затеями. Кроме разведения
тюльпанов любимым занятием стало заполнение
"рисовальных книг". Домашние альбомы стали
живой памятью о пересохшей к тому времени реке
книг рукописных. Так было положено начало
традиции письменной памяти семьи, ее друзей,
близких, зарисовкам родного дома, групповым и
одиночным портретам ближайшего окружения.
Многоточие чувств
(Во второй половине XVIII века Россия напоминала
корабль, чьи паруса поймали попутный ветер. Это
был своего рода женский век, когда четыре дамы
всходили на престол. Последняя из них - Екатерина
II -всегда подчеркивала свою благосклонность к
европейскому просвещению, увлекалась
сочинительством. В ее. время и попал в Россию
домашний альбом - к тому времени очень популярный
атрибут быта в Германии, Франции, Англии.
Но золотые годы домашнего альбома совпали с
первыми четырьмя десятилетиями XIX века. В вихре
исторических предопределений и случайностей
смешались глубоко личная, домашняя роль таких
"записей" и большая литература. Перо Пушкина
замелькало на страницах многих альбомов -"Я
помню чудное мгновенье..." было вписано поэтом
в альбом Анны Керн.
Эпохи не только определяются, но и создаются
гениями. Иностранный пришелец - альбом для
домашних рисунков -под воздействием нового
содержания стал явлением национального
значения. Конечно, автографы великих людей были у
немногих, и существование основной массы
альбомов шло параллельно с этими яркими
вспышками.
Внутри русской, особенно усадебной культуры
альбомное содержание преисполнилось светлой
грустью и радостью обычных человеческих чувств.
Многие пожелтевшие страницы хранят
недосказанность, неожиданные вопросительные
знаки, загадочные инициалы, недописанные слова.
Забытый, прозрачный, как крыло стрекозы, высохший
цветок, приклеенный локон, скромная
вышивка-вклейка, едва различимый призрак сладких
духов - мозаика живых человеческих отношений, так
своеобразно выраженных, не подправленных ни
образностью художественной прозы, ни
коррективами последующих поколений читателей,
потому что это уже никому не было интересно...
Альбомы разнообразного содержания - с нотами,
сугубо стихотворные, смешанные - различались и
переплетами, и бумагой, и форматом. В конце XVIII
века в моде были большие альбомы (in folio), состоящие
в основном из рисунков, а с начала XIX столетия -
среднего размера и карманные в переплете из
красной или темной кожи с золотым тиснением. Для
таких альбомов использовалась бумага цветная,
тонированная, белая или кремового цвета.
 Из
любительского рисования - в том числе и для
домашних альбомов -вышли знаменитые русские
художники... (Ф.П. Толстой, "Птичка", акварель,
1810 год)
К середине того же века альбомы приобрели очень
нарядные переплеты из бархата, лионского шелка,
их вышивали мельчайшим бисером, а в особых
случаях украшали пластинами из малахита или
яшмы.
Праздник дилетантов
Занятие рисованием наравне с музыкой входило в
обязательный набор образовательных дисциплин
для представителей европейского и российского
дворянства. Стихия любительства захватывала
очень многих людей, увеличиваясь за счет
представителей буржуазии.
 Лишь сословные
предрассудки мешали некоторым одаренным людям
превратить свое увлечение в профессию. Из
любительского рисования,в том числе и для
домашних альбомов, вышли русские художники Федор
Толстой и Павел Федотов. Но эти случаи являются
исключением. Обилие всевозможных рисунков на
страницах "книг для рисования" было
выполнено дилетантами.
Это была не только дань моде, но и радость общения
с духовно близкими людьми, в конечном счете -
просто приятное времяпрепровождение. Множество
альбомных страниц полны шутливых записей,
веселых пояснений, всяческих шарад, игровых
головоломок.
То, что домашний альбом стал бесценным
свидетелем своего времени, его бытовой хроникой,
вышло как-то само собой, к этому никто не
стремился. В рисунках, стихах, эпиграммах
современникам виделось что-то легкое,
преходящее. Характер рисунков, их стилистика,
содержание, техника исполнения соответствовали
и сословной принадлежности владельца,и
предназначению альбома"для себя"или "для
гостиной". Широко разошлась мода на домашние
альбомы не только в высшем обществе, но и среди
военных, чиновничества, образованного
купечества, разночинцев. В таком увлечении
альбомами была подчеркнутая общественная
позиция поощрения просвещенности.
 Заветная
тетрадь
После крушения прежнего образа жизни в 1920-е годы
на первых порах еще сохранялись ее некоторые
привычки. Осталась традиция сообща с друзьями и
родственниками вести домашние альбомы, заполняя
их пожеланиями, посвящениями и рисунками.
Рукописное самодеятельное творчество
продолжало существовать. Дореволюционные
альбомы были и способом приятного досуга, и
возможностью раскрыть свои чувства. В новых
"тетрадках" (специальных альбомов в продаже
уже не было) эта эмоциональная задача решалась
так же успешно. Подобные записи велись для
коллективного чтения, передавались из рук в руки,
попадая к тому, кому предназначались. Такие
намеки в узком кругу авторов сразу находили
своего адресата.
Социальный состав сочинителей-читателей был
очень широким: старшеклассники, служащие, люди
творческих профессий, военные (т. н.
"дембельские" альбомы) и люди, находящиеся в
колониях. Последняя группа была чисто советским
явлением, ведь дореволюционные заключенные в
своей массе были простые, неграмотные люди. Такие
самодеятельные "тетради" имели в советское
время важное значение, поскольку в определенные
исторические периоды в лагерях находилось много
высокообразованных людей, некоторые из которых
вели совместные записи, делали зарисовки, причем
это носило не дневниковый характер, а напоминало
исторические свидетельства.
Внешний облик "домашних тетрадей" поражал
своим примитивизмом: общая тетрадь в клеточку,
темная клеенчатая обложка. Записи велись либо
химическим карандашом, либо перьевой ручкой.
Рисунки цветными карандашами, акварелью были
редкостью.
 Обилие
всевозможных рисунков на страницах "книг для
рисования" было выполнено дилетантами.
("Кошка с котятами", акварель из альбома,
первая четверть XIX века, Россия)
Все перечисленное отодвинуло подобные
"тетради" за границы художественного
процесса, превратив их в явление маргинальной
культуры. Из таких "тетрадей" полностью
выветрился дух семейной забавы. Их стали
объединять территория (дети из одного двора,
женщины из одного общежития), профессиональные
или иные общие интересы. Переписывание текстов
популярных песен и украшение их собственными
иллюстрациями, зачастую перерисованными из
журналов или с обложек и упаковок, приобретало в
глазах самих авторов и их читателей ценность
рукотворности и индивидуальности. Скрытый
протест против какого-то текста или изображения,
желание утвердить личностное начало очевидно в
подобных "тетрадях". Вот строки из
стихотворения современной поэтессы Ларисы
Миллер:
"Поверх чужих черновиков,
Беловиков, чужого текста -
Иного не осталось места
По истечении веков ".
Это та часть интересов молодежной, особенно
подростковой культуры, которой свойственно не
только творческое отношение к собственноручно
написанному тексту, но и к его иллюстрации,
причастность к коллективному сочинительству
(вклейки и описания, посвященные какой-то
музыкальной группе или спортивной теме).
Путь, пройденный домашним альбомом за 300 лет,
очень извилист, что объяснимо в контексте
меняющейся бытовой среды. Этот вид рукописного
общения не обнаруживает ни малейших признаков
исчезновения. В этом тайна, раскрытие которой
следует искать в пустоте, образовавшейся после
утраты старых средств общения и
неопределенности новых, в несовершенстве их
языка. Ведь даже подбор чужих цитат и рисунков
отражает не только уровень образования или
жизненный опыт, но и изменчивый мир чувств,
данных человеку от Бога, способность по-своему
видеть мир.
Марина Колева |
